Клубы
Мужчины несильны - вот истина простая.
Уверенность в себе им сообщает стая.
Джордж Крэбб
Если два англичанина окажутся на необитаемом острове, что они прежде всего сделают? Учредят клуб! Эта знаменитая колкость братьев Гонкур как нельзя лучше воссоздает незабываемый образ усатого викторианского джентльмена, читающего «Times» в клубе «Реформа» или «Атенеум» с тем, чтобы разом разрешить все мировые вопросы.
Английскому клубу, определенному как «собрание приятных собеседников в определенных условиях», не было аналогии в континентальной Европе. В абсолютистской Франции и старорежимной Италии было основано немало академий, многим из которых сопутствовал подлинный успех, — однако эти торжественные собрания давали людям нечто совсем иное, нежели личные, с глазу на глаз встречи и дух товарищества в английских клубах.
В 1770-е годы один английский путешественник жаловался на то, что в Италии, кроме «религиозных уличных представлений», практически нет мест для «приятного общественного времяпрепровождения» и «нет ничего от того общественного духа, который царит в английских кругах». «Gentleman\'s Magazine» не допускает и тени сомнения: «клубы — институт чисто английский».
Клубы появлялись не только в больших городах. Возьмем, например, провинциальный городок Мейдстон. Кроме Мейдстонского общества полезных знаний (членами которого состояли Бенджамин Франклин, специалист по санскриту сэр Уильям Джонс и ученый-агротехник Артур Янг), город мог похвастаться гуманитарным обществом, различными обеденными и питейными клубами, сельскохозяйственным, музыкальными и концертными обществами, крикетным клубом, политическими клубами партий, клубом холостяков, обществом либералов, а к середине 1790-х — еще и леворадикальным Обществом переписки и, в противовес ему, Ассоциацией лоялистов.
Но, разумеется, клубным раем был Лондон, в котором каждый вечер собиралось в клубах до двадцати тысяч человек. Число всяческих организаций в начале георгианской эпохи достигало здесь, согласно дошедшим сведениям, двух тысяч. Среди них были чисто приятельские — вроде Грандиозного общества бифштексов, дискуссионные — например, Общество Робин-Гуда, или художественно-эстетические — типа Общества дилетантов.
Поначалу в Лондоне славился клуб Кит-Кат, место собрания виднейших вигов и литераторов, затем общественное внимание переходит к Литературному клубу Джонсона, в котором заседал сам Адам Смит — один из творцов современной экономики. Члены клуба Джонсона собирались на Джерард-стрит в заведении «Голова турка». Английские клубы взяли на себя роль попечителей культуры, соединив в себе функции парижского салона и университета, которого в ту пору в Лондоне не было.
Культурной реалией клуб становится после Английской революции. Феноменальный подъем клубной культуры объясняется потребностями стремительно развивавшейся городской жизни. До Гражданской войны потребность в общении преимущественно удовлетворялась в религиозных братствах, торговых гильдиях и тавернах. Затем наступил период чайных домов. К 1739 году в одном только Лондоне их было более пятисот.
Здесь зарождались памфлеты и газетные новости, здесь спорили критики, обсуждались последние оперные новинки, политические пасквили, придворные скандалы и еретические проповеди. От чайной оставался только один шаг до клуба, с его более интимной и размеренной обстановкой, особенно подходящей для деятельных и общительных новичков, которым непросто привлечь к себе внимание в обезличенной толпе большого города.
Английский клуб в течение долгого времени упорядочивал общество, укрепляя уверенность в себе и мужскую солидарность в зыбкой, неустойчивой среде постоянного рыночного соперничества, перенасыщенной неженатой профессиональной молодежью и закоренелыми холостяками, а также мужьями, которым не сидится дома.
Женщины отнюдь не стояли в стороне от новой моды на общества и собрания — они устраивали чаепития и литературно-интеллектуальные салоны. Однако число женских обществ (среди которых преобладали благотворительные) и даже смешанных клубов (музыкальных, дискуссионных и филантропических собраний) было очень невелико, к тому же они были постоянной мишенью для насмешек со стороны женофобов. Примечательно, с каким возмущением и пренебрежением очеркист Джозеф Аддисон отзывается о женских клубах, например о воображаемом Клубе дам-сорванцов или Клубе болтовни: в последнем, в качестве особой уступки, мистеру Спектэйтору (англ. Наблюдатель) позволили выступить на правах приглашенного оратора и говорить в течение целой минуты без того, чтобы его перебили.
Добровольные общества превозносили сами себя. Они упивались патриотическими словоизвержениями о вольности, особенно убедительными в то время, когда «свободнорожденный англичанин» во имя свободы слова и собраний любил бичевать «тиранию» и «коррупцию» крупных политических деятелей.
Экспансивная, беспокойная буржуазия находила истинное наслаждение в особом укладе клуба с его успокаивающими ритуалами и регалиями, гражданскими процессиями и филантропическими жестами. Особенности клубной жизни — соблюдение известных формальных правил поведения, гостеприимство, скрепляемое неизбежной в мужской компании выпивкой, — все это помогало человеку найти свое место, делало его личностью, самобытной в профессиональном, региональном и даже национально-этническом смысле (пример — клубы лондонских шотландцев и ирландцев), а в тяжелые минуты члены клуба могли рассчитывать на дружескую поддержку. Понятно, что предложение стать патроном такой ассоциации было лестным и для высшей знати.
Между тем опыт показал, что вслед за первоначальным взрывом воодушевления клубная жизнь пошла на убыль. Тщательно продуманные правила поведения и этикета позволяли оживить и продлить ее. Этим же объясняется возникшее позже в том же столетии движение за получение королевских хартий. В 1765 году хартию получило Общество художников, тремя годами позже — Королевская академия. В Шотландии этой чести удостоились Королевское общество древностей (1783), Королевское общество Эдинбурга (1783) и Общество горцев (1787).
Со временем появились клубы на все вкусы. Множились клубы спортивные, в частности, в 1767 году появился Мэрилебонский крикетный клуб. В промышленных районах создавались научные общества, например Лунное общество в Бирмингеме. С 1780-х годов литературные и философские общества появляются в Манчестере, Дерби, Лидсе и Ньюкасле. В провинции складываются товарищества трудящихся, в частности кассовые клубы, выплачивавшие пособия в случае утраты трудоспособности или смерти. По некоторым оценкам, в 1801 году в Англии и Уэльсе было более семи тысяч таких товариществ, объединявших порядка 670 тысяч человек. Среди высших классов возникали общества, направленные на поддержание порядка и искоренение пороков в народе — например, Общество воззвания, которое боролось с пьянством, сквернословием и богохульством.
В напряженной атмосфере царствования Георга III пустило корни множество политических клубов. Начиная с 1790-х годов, заявляет о себе Общество конституционной информации, всколыхнувшее реформистские группы во всех уголках Британских островов. В то же самое время Лондонское общество переписки становится главным штабом разрозненных радикальных организаций.
Замкнутость и узость, чрезмерная горячность в споре, нетерпимость к чужому мнению преодолевались культурой клубов. Не обходилось и без курьезов: на слуху в викторианской Англии была короткая история Клуба дуэлянтов, члены которого незамедлительно истребили друг друга (тех, кто не погибал от меча, ждала виселица в Тайберне).
В 1709 году лондонский трактирщик и консервативный журналист Нед Уорд сочинил и выпустил «Полный юмористический перечень клубов и обществ Лондона и Вестминстера», шутовской путеводитель по вымышленной клубной жизни. Книга выдержала шесть переизданий. Можете не сомневаться, утверждал автор, нет такого изъяна или особенности, для поощрения которых не будет создан клуб. Ему виделись
Клуб безносых и Клуб длинноносых, Клуб жирных, Клуб не умеющих одеваться, Клуб длинных и Клуб коротких. И эту игру воображения Уорда читатели претворили в действительность!
К началу XIX века гражданское общество в Англии было вполне сформировано, аристократия и бизнес научились неплохо ладить между собой, и непринужденную атмосферу прежних клубов стал вытеснять дух всепобеждающего снобизма, поскольку новая элита не стремилась раскрывать двери перед выскочками. Наглядным примером этой эволюции служил Альмакс-клуб, который в XVIII веке славился своей открытостью и аполитичностью. К тому же в этот клуб принимались женщины, что не могло не добавлять клубу популярности. К началу XIX века власть в Альмакс-клубе принадлежала группе из семи высокородных леди, которые за долгие годы своего членства успели превратиться из светских красавиц в ворчливых и придирчивых старух. Когда в 1814 году генерал Веллингтон, разгромивший лучших маршалов Наполеона, вернулся на родину и попытался нанести визит в Альмакс-клуб, пожилые дамы указали ему на дверь, поскольку герой был одет в брюки вместо положенных по уставу панталон.
Клубы XIX века стали более строгими и официозными, поскольку изменились и сами джентльмены. Если в XVIII веке для англичанина было важно прослыть чудаком и яркой индивидуальностью, ради чего он с радостью присоединялся к какому-нибудь Клубу безобразных, то в XIX веке джентльмены стремились не выделяться из общей массы выпускников элитных частных школ. Теперь объектом шуток становились те, кто еще пытался чудить. Так, однажды в Атениуме, который считался самым богемным и самым либеральным клубом Лондона, некий капитан Ф. потребовал себе бутылку джина. Джин не считался джентльменским напитком, и слуги ему вежливо отказали, сказав, что таковой бутылки в запасниках клуба нет. Капитан не собирался сдаваться и потребовал, чтобы специально для него держали хотя бы одну бутылку джина. С тех пор в винном погребе Атениума стояла единственная бутыль с надписью «Бутылка джина капитана Ф.».
Если в XVIII веке в клуб ходили, чтобы развлекаться и тратить деньги, то в XIX веке в клуб ходили, чтобы жить и экономить. Еда в клубах была значительно дешевле, чем в любом ресторане, поскольку никто здесь не стремился извлечь прибыль из ресторанной наценки. Алкоголь также был дешев, поскольку до начала ХХ века от клубов не требовали лицензию на виноторговлю. Во многих клубах можно было даже ночевать, что многих вполне устраивало. Но даже те, чье состояние позволяло не думать о ценах на еду и питье, предпочитали проводить время в клубе, поскольку богатые рантье и землевладельцы просто не знали, чем занять свободное время, которого у них было предостаточно.
Наконец, в клуб ходили просто для того, чтобы отдохнуть от семьи, что вызывало глухое раздражение среди женщин. Когда же Атениум на несколько дней открыл двери для дам, раздражены были сами джентльмены: «Члены клуба ворчали по поводу вторжения женщин и удалялись в библиотеку, которую они сначала почитали, — писал один из клубменов, — Но сейчас женщины проникли и туда, а также в курительную комнату, которую они обследовали с таким же любопытством, как если бы мы, мужчины, заглянули в гарем... Женщины жалуются, что клуб отучает женатых мужчин от дома».
Клубы сыграли важнейшую роль в воспитании той общительности, которую британцы викторианской эпохи считали залогом прогресса. Они служили узловыми центрами, в которых осмыслялись новости, отрабатывались идеи, развивались контакты, они помогали достичь общественного согласия, благоприятствовали выявлению региональных и местных особенностей. Способствуя развитию общественных связей, облегчая возможность для людей и групп почувствовать свою причастность к общему, образуя и отграничивая сферы интересов, клуб стал решающим фактором в формировании общественной культуры Великобритании.
Многие из старых клубов действуют и в наши дни. Каждый из этих «анклавов» незыблемой британской традиции оригинален. Старейший лондонский клуб,«Уайтс», славится высокими ставками в игре, и, кроме того, в нем состоит больше членов царствующего дома, чем в каком-либо другом. Принц Чарлз накануне свадьбы с леди Дианой устраивал здесь мальчишник.
Отец и вдохновитель дендизма Джордж Браммел обосновался со своим «двором» в «Будлз» и оттуда диктовал свету моды. Либерально настроенные члены «Реформ-клуба» подготовили в 1832 году Билль о реформе парламента. Тогда в пику им противники Билля основали «Карлтон», который и по сей день является «гнездом» консерваторов. Все премьер-министры от Консервативной партии по традиции обязаны быть его членами, поэтому нетрудно себе представить, какое затруднение вышло с Маргарет Тэтчер. В конце концов, ее провозгласили Почетным Мужчиной. Иначе пришлось бы в нарушение правил допустить в клуб женщину, что для британских консерваторов немыслимо.